Минус сто сорок и вечное лето.
Мои друзья обрастают крайне ревнивыми вторыми половинками, которые запрещают им общаться со мной. В особо тяжелых случаях - со всеми представительницами прекрасного пола кроме себя любимой и разве что мамы. Да и с той строго по согласованию с драгоценной половиной.
Это не один человек и не два меня покинули, это целое стадо тупых покорных баранов. Мальчики, где же вы, дорогие и безбашенные? Где наши долгие вечера, бессонные ночи и истории сообщений длиной в Транссибирскую магистраль?
Мне легче поверить в то, что вы погибли, чем в то, что вы бараны, честное слово.
Мы пили мартини из пластиковых стаканчиков, лежа на разгоряченных камнях петербургской набережной. Мы ездили за сотни километров от места жительства. Мы примяли своими телами не один гектар травы и истоптали своими кедами какие-то несчетные километры, я и чисел-то таких не знаю.
Мы что-то постоянно обсуждали - песни, фотографии, книги, закат над морем, военных, радиоведущих и теории мироздания. Теперь всё, что мы нагородили, больше не имеет никакой ценности. При таком падении в цене удивительно еще, что эти обсуждаемые вещи до сих пор существуют.
Единственный ответ, но который я теперь могу рассчитывать - это вежливый отказ от общения в силу того, что Она не любит, когда Он общается с другими. А обманывать или расстраивать ее он просто не в силах. Мне страшно, нет, правда страшно. Я убеждаю себя, что он просто не хочет со мной общаться и поэтому придумывает такую причину. Не может он искренне верить в то, что несет.
Большое видится на расстоянии. Только как следует удалившись от него, я поняла, что он оставил в моем сердце аккуратную дыру. Она не болит, не нарывает и вообще не отличается тем, чем отличаются среднестатистические дыры в сердце из шаблонных стишков. Она просто есть. Маленькая, изящная. Круглая-круглая.
Мой самый давний друг давно уехал под каблук.
Иногда приезжает, конечно. И дышит сигаретным дымом, и жалуется, что, мол, всю душу выела, жить так больше невозможно, уезжает он от зазнобы своей куда подальше, прямо сегодня или завтра. Утром возвращается домой, само собой.
Во мне разочаровываются, кстати. Мол, теряю я свою загадочность, становлюсь такой обычной и земной, что совсем чуть-чуть мне до дурочки осталось. А я так рада, так рада, наконец-то. Теряйся уже скорее, моя загадочность. Даешь оскудение моего богатого внутреннего мира. Я простая, обычная, даже немного быдло. Хорошо-то как, ребята.
Это не один человек и не два меня покинули, это целое стадо тупых покорных баранов. Мальчики, где же вы, дорогие и безбашенные? Где наши долгие вечера, бессонные ночи и истории сообщений длиной в Транссибирскую магистраль?
Мне легче поверить в то, что вы погибли, чем в то, что вы бараны, честное слово.
Мы пили мартини из пластиковых стаканчиков, лежа на разгоряченных камнях петербургской набережной. Мы ездили за сотни километров от места жительства. Мы примяли своими телами не один гектар травы и истоптали своими кедами какие-то несчетные километры, я и чисел-то таких не знаю.
Мы что-то постоянно обсуждали - песни, фотографии, книги, закат над морем, военных, радиоведущих и теории мироздания. Теперь всё, что мы нагородили, больше не имеет никакой ценности. При таком падении в цене удивительно еще, что эти обсуждаемые вещи до сих пор существуют.
Единственный ответ, но который я теперь могу рассчитывать - это вежливый отказ от общения в силу того, что Она не любит, когда Он общается с другими. А обманывать или расстраивать ее он просто не в силах. Мне страшно, нет, правда страшно. Я убеждаю себя, что он просто не хочет со мной общаться и поэтому придумывает такую причину. Не может он искренне верить в то, что несет.
Большое видится на расстоянии. Только как следует удалившись от него, я поняла, что он оставил в моем сердце аккуратную дыру. Она не болит, не нарывает и вообще не отличается тем, чем отличаются среднестатистические дыры в сердце из шаблонных стишков. Она просто есть. Маленькая, изящная. Круглая-круглая.
Мой самый давний друг давно уехал под каблук.
Иногда приезжает, конечно. И дышит сигаретным дымом, и жалуется, что, мол, всю душу выела, жить так больше невозможно, уезжает он от зазнобы своей куда подальше, прямо сегодня или завтра. Утром возвращается домой, само собой.
Во мне разочаровываются, кстати. Мол, теряю я свою загадочность, становлюсь такой обычной и земной, что совсем чуть-чуть мне до дурочки осталось. А я так рада, так рада, наконец-то. Теряйся уже скорее, моя загадочность. Даешь оскудение моего богатого внутреннего мира. Я простая, обычная, даже немного быдло. Хорошо-то как, ребята.